Наши хрупкие ценности

5 апреля. Когда Китай принимал агрессивные меры против распространения вируса, их почти повсеместно осуждали как авторитарные, жестокие, насильственные или репрессивные. И они действительно были такими: принудительный карантин, повсеместное использование камер распознавания лиц, геолокация, шпионаж через приложение WeChat для слежки за передвижениями и закупками, подавление информации в социальных сетях. Нечто подобное в условиях демократии было невозможно представить. Le Monde 20 марта сообщала, что по состоянию на 6 марта «введение жёстких ограничительных мер, которые Китай – этот недемократический режим – навязывает своему населению, даже не обсуждается. Во Франции это было бы невообразимо». «Китайская система действует тоталитарно, поэтому она может подвергнуть карантину множество людей… Ни одно демократическое государство не в состоянии осуществить аналогичные меры», – заявил французский интеллектуал Ги Сорман (Kultura Liberalna, 586, 31 марта). Десять дней спустя французское правительство ввело общий карантин.

Либеральные ценности, которыми мы дорожим, включают в себя не только свободу передвижения, но и свободу собраний, право участвовать в религиозных службах и защищать частную жизнь от посторонних глаз. Наши демократические ценности включают свободу выбирать правительства путём голосования и контролировать их действия через наших избранных представителей и судебные институты.

Урок реакции на вирусный кризис заключается в том, что под угрозой смерти эти ценности отступают. Значение этого урока для понимания природы человеческого существа фундаментально. Физическое выживание – это императив, всё остальное – роскошь. Известное восклицание борца за независимость американских колоний Патрика Генри – «Дайте мне свободу или смерть!» – выглядит юродством.

В то время, как я пишу эти заметки, один миллиард людей по всему миру сидит в карантине и почти все принимают это как необходимую меру для предотвращения смертельной опасности – не только для себя, но и для других. Даже Польская католическая церковь отказалась от призыва к участию в пасхальной мессе. Лишь некоторые евангелисты в США и Бразилии настаивают на том, что их институциональные интересы выше общественной безопасности. В некоторых странах люди добровольно отчитываются о своих передвижениях через системы геолокации. Конкурирующие партии солидарно поддерживают перенос выборов. Парламенты делегируют полномочия исполнительной власти и приостанавливают заседания. Деятельность приостанавливают и суды.

С учётом того, что нам известно на данный момент, эти наблюдения способны породить не более чем гипотезу. Вероятно, демократии будут неохотно сворачивать свободы, точнее – они будут отставать от авторитарных режимов и по времени введения ограничений, и при оценке степени угроз, требующих введения таких ограничений. Как заметил политолог Дэвид Рансимэн (The Guardian, 27 марта), «демократиям, однако, сложнее сделать действительно трудный выбор. Упреждение – способность решать проблему до того, как она обострится, – никогда не было сильной стороной демократии. Мы ждём, пока у нас не останется выбора, а затем приспосабливаемся. Это означает, что демократические страны в подобных случаях всегда будут запаздывать, хотя одни в догонялки играют лучше, чем другие».

Если эта гипотеза верна, то различия между режимами, институциональными системами, политическими обстоятельствами и даже личной спецификой политических лидеров должны быстро стираться по мере того, как смерть вступает в свои права. Даже тем, кто уверял, что кризис «чудесным образом» пройдёт, придётся прибегнуть к тем же мерам, что и в Китае.

Одна из причин воздержаться от введения таких мер заключается в том, что они парализуют экономическую деятельность. Альтернативы лучше всего описал продавец лотерейных билетов в туристическом центре Мехико: «Да, я боюсь, но коронавирус можно вылечить лекарствами, а голод – нет. Либо мы умрём от коронавируса, либо мы умрём от голода; выбирать – нам» (El Pais, 27 марта). Левые правительства могут колебаться, не решаясь остановить экономику, чтобы не подвергать смертельной угрозе наиболее уязвимые слои населения; правые – из-за заботы о прибыльности крупного бизнеса. У Goldman Sachs, которая в последние годы фактически стала у руля экономики США (Генри Полсон, Тимоти Гайтнер, Стивен Мнучин), есть все основания заботиться, прежде всего, о фондовых индексах. Возможно, следует ожидать, что время введения чрезвычайных мер будет зависеть от идеологии властей. Также вполне вероятно, что некоторые страны начнут смягчать меры изоляции раньше других. Но эти различия обусловлены не либеральными ценностями, а чисто экономическими соображениями.

Наделяя себя чрезвычайными полномочиями, власти уверяют, что эти меры ограниченные, пропорциональные и временные. Так, министр юстиции Франции Николь Беллубэ, подчёркивает, что закон от 23 марта предназначен лишь для того, чтобы «противостоять последствиям распространения эпидемии коронавируса и последствиям мер, принятых для ограничения этого распространения. Ни одно из других фундаментальных прав, сдержек и противовесов, необходимых для демократической жизни, не затрагивается: свобода слова, коммуникации, информации и критики остаётся той же, что и прежде» (Le Monde, 1 апреля 2020 г.).

Заманчиво, конечно, строить догадки о долгосрочных последствиях нынешних ограничений свобод. Живя в состоянии шока, мы хотим знать, что принесёт нам будущее. Колонки газет по всему миру заполонили провидцы – от знаменитостей до экономистов и философов. Но нам не нужен хрустальный шар, чтобы увидеть то, что уже произошло. Китай, Сингапур, Южная Корея и Израиль используют устройства слежения. Консорциум европейских учёных PEPP-PT объявил 1 апреля, что он находится на стадии разработки приложения, которое позволит санитарным службам следить за инфицированными людьми и теми, с кем они вступали в контакт. MIT разрабатывает аналогичное приложение. Столкнувшись с опасностью, люди соглашаются на такой надзор. В китайской провинции Чжэцзян 90% населения подключилось к системе Allipay Health Code, которая отслеживает их передвижения. И даже французы, невероятно ревностно относящиеся к праву на частную жизнь, готовы к внедрению подобных мер: согласно результатам недавнего опроса, 80% респондентов заявили, что установят такое приложение. Этот набор инструментов навсегда останется в арсенале властей. Они могут использовать или не использовать то, чему научатся. Но они этому научатся.